JOHN COOPER в недавнем интервью рассказал, как впервые окунулся в мир рока и металла: «Я никогда не был теологом или кем-то в этом роде, но я осознавал непоследовательность, даже будучи молодым человеком… Церковь, в которую я ходил, была церковью, исповедующей Библию. Нас всегда учили, что все дело в благодати. Дело не в правилах. И нас всегда учили таким вещам, что фарисеи вводили разные правила, чтобы заслужить благосклонность Бога, и что это неправильно. А я всегда отвечал: "Да, но я думаю, что вы же сами делаете это с музыкой". … Церковь, в которой я был, была зациклена — я имею в виду, одержима — на том, как вы одеваетесь. Ну, например, черный цвет был плохим; черный был цветом дьявола. Поэтому моя мама не хотела, чтобы я носил черное. И они были зациклены на этих реально странных правилах, произвольных предписаниях. И даже в юности я думал: "Я просто не вижу этого в Библии". И, с одной стороны, вы говорите мне, что мы не хотим быть похожими на фарисеев, все дело в благодати, но, с другой стороны, они каждый день зацикливаются на какой-то ерунде и все такое. И это оставило у меня очень, очень неприятный привкус. Именно поэтому я могу общаться с людьми, когда они проходят через деконструкцию [веры, которая включает в себя критическое изучение ваших убеждений, практик и традиций, чтобы определить, что кажется подлинным, а что нет], и у них есть истории о церковных обидах и злоупотреблениях в церкви. Я такой: "Я против деконструкции, но я понимаю, что вы имеете в виду. Я, честно говоря, понимаю, о чем вы говорите, и я действительно думаю, что мы могли бы лучше работать в евангельском мире, демонстрируя радость, которую мы испытываем во Христе, вместо того, чтобы все время казаться сердитыми. Мы не сердиты. Мы реально радостны. Мы любим Бога. Так что давайте бороться с тем, с чем нам нужно бороться, и давайте успокоимся по поводу некоторых других аспектов. Даже в юности я искренне не понимал этой странной темы в отношении музыки. Я не понимал идеи о том, что дьявол создал музыкальный стиль, потому что помню, как однажды сказал своей маме: "Но ты же учила меня, что дьявол ничего не создает. Он все искажает. Так как же могло случиться, что он создал зловещий барабанный ритм?" Даже будучи семиклассником, я думал: "Что-то не сходится". Все это для того, чтобы сказать, что я действительно хотел отказаться от некоторых формальностей, и я отказался от этого, но я никогда не хотел уходить от христианства. Я никогда не хотел отходить от Библии или Иисуса. Мне это нравилось. Пожалуй, я свожу все к тому, что могу найти общий язык с некоторыми людьми, занимающимися деконструкцией. Я понимаю, через что они проходят, и если кто-то слушает их подобным образом, я просто хочу подбодрить их. Я чувствую тебя. Я слышу тебя. Не отвлекайтесь от Библии. Не оставляйте Иисуса в покое из-за этого. Просто избавьтесь от некоторых особенностей, которые люди, вероятно, по доброте душевной добавили к своей вере и которых у них на самом деле не должно было быть. Избавься от этого хлама, но не отходи от Христа». Возвращаясь к тому, как он впервые решил посвятить себя рок-музыке всем сердцем, несмотря на возражения своей собственной матери, которая умерла от рака, когда ему было всего 15 лет, John сказал: «Я помню, что в 18 лет я стал очень серьезно относиться к своим отношениям с Господом. И я искренне верил в это всем сердцем — я верил, что Бог призвал меня заниматься музыкой. Это было тяжело, потому что на смертном одре моя мама очень прониклась словом веры. Мы были южными баптистами, но она ждала чуда. Она в некотором роде подражала Кеннету Коупленду [американскому телеведущему, связанному с харизматическим движением], посещала некоторые из подобных мероприятий. И вот последние три недели, пока была жива моя мама, я не мог попрощаться с ней, потому что она не хотела, чтобы мы теряли веру. Она собиралась исцелиться. Она была в больнице и не хотела, чтобы мы теряли веру, видя ее такой. И если бы мы пришли попрощаться, это было бы признанием в отсутствии веры. И еще раз, я никогда не говорю пренебрежительно о своей маме; она — причина, по которой я живу с Господом. Так что это не пренебрежение, это печальная часть моей жизни. Но в глубине души я знал, что должен был заниматься музыкой, однако люди, которые меня очень любят, сказали мне, что на смертном одре моя мама, накаченная всевозможными препаратами типа морфия или чем-то еще, что дают людям, когда они находятся в такой агонии, то у нее были видения, сны и все такое, и частью этих видений было то, что один из ее сыновей — я — собирался вести людей в ад с помощью христианской музыки. Я собирался играть христианскую музыку, а дьявол собирался использовать меня, чтобы вести людей в ад, и тому подобное. Так что мне тоже было как-то не по себе — это довлело надо мной, — но я просто знал, что Бог призвал меня к этому. И мне было всего 18 лет. Это из тех случаев, когда ты собираешься делать то, к чему призвал тебя Бог? Или ты собираешься... я не знаю. Не знаю, преувеличиваю ли я, говоря это, но мне показалось, что это все равно что позволить мертвым самим хоронить своих мертвецов, что-то в этом роде. Не то чтобы она была мертва, но я почти не могу жить с этим всю жизнь. Я знаю, что Бог призвал меня к этому. И я не верю, что это было на самом деле. Я просто думаю, что были действительно благочестивые люди, которые в чем-то ошибались».